СПЕЛЕСТОЛОГИЯ И СПЕЛЕОНАВТИКА

Гусаков С. Б. (Москва, РОСС)

   Вначале остановлюсь на некоторых характерных особенностях пещер. Без сомнения, многие из них хорошо известны - но, тем не менее, далеко не все представляют их подлинное действие на человека.

   Первое, конечно, - это ТЕМНОТА. Подземная темнота абсолютна: для любого, оказавшегося под землёй, возможен лишь один источник света - тот, что принесён с поверхности. Известно, что почти всю информацию о внешнем мире мы получаем с помощью зрения; внезапно ослепший человек становится абсолютно беспомощным. Восприятие темноты действует как на сознание человека, находящегося под землей, так и на подсознательный уровень психики, а также в эниологическом аспекте. Тьма, отсутствие света - не просто отождествляются с силами зла, с энтропией; это - их конкретное проявление. Каждый спускающийся в пещеру вступает в личное, индивидуальное противостояние с естественными силами энтропии и хаоса, оказываясь при этом на острие столкновения. Что, конечно, не может не оказывать определённого влияния на всё поведение человека под землёй. Насколько я знаю, до сих пор столь очевидная мысль даже не обсуждалась - хотя всем известны многочисленные традиционные и современные легенды, связанные с миром Подземли.

   Второе важнейшее свойство пещер - ТИШИНА. За редкими исключениями (шум подземных потоков, капёж со свода, грохот обвала), она так же абсолютна. Отсутствие внешних звуков - столь привычного на поверхности акустического фона - действует на человека подобно темноте, как на физиологическом, так и на эниологическом уровне. И если эниологическое влияние тотальной тишины сходно с аналогичным влиянием темноты, то в области физиологии имеются существенные различия. Во-первых, подземная тишина прямо не влияет на безопасность находящегося под землёй, - и глухой, имея должный свет, в состоянии выбраться из пещеры. Во-вторых, отсутствие привычного дальнего акустического фона влечёт за собой гипертрофированное увеличение чувствительности ко всем внутренним шумам организма: току крови в сосудах, сокращению мышц и так далее. В-третьих, преувеличенное значение для человека приобретают шумы от ближних источников звука, находящихся в пределах слышимости. В одних случаях это влечёт за собой увеличение чувствительности слуха и даже его восстановление в случае предшествующей потери; в других - частичную или полную глухоту. Тщательные исследования на эту тему не проводились - хотя миллионы людей страдают от слуховых расстройств, которые можно вылечить под землёй. В ряде случаев было замечено, что недостаток акустической информации компенсируется иными её источниками - в частности, эниологического рода: то есть человек начинал слышать звуки, которые "распознать" на обычном физическом уровне явно не мог.

   Третий важный фактор, действующий на человека в пещере - практически полная ИЗОЛЯЦИЯ от воздействий внешнего, наземного мира. Даже двенадцатиметровый слой известняка надёжно изолирует почти от всех полей и излучений; единственные исключения - гравитационное и магнитное поля, да потоки нейтрино. Что не менее важно - "подземля" своим геологическим экраном надёжно защищает находящегося в ней человека от поверхностного эниологического фона, продуцируемого мегаполисами - человек "выключается" из окружающей его на поверхности ноосферной матрицы. Это, подчёркиваю, очень важный фактор - и он позволяет именно под землёй проводить наиболее чистые эксперименты, связанные с экстрасенсорикой.

   Другая группа факторов, оказывающих на человека влияние под землёй, связана с удивительной стабильностью пещерного микроклимата: отклонения температуры воздуха, влажности и концентрации аэроионов в отдалённых от входа частях пещеры столь малы, что о них нет смысла говорить; повышенная во многих пещерах влажность при пониженной температуре воздуха (впрочем, можно подобрать полости с любыми желательными параметрами); подземная кальцинированная вода и самоподдерживающаяся стерильность воздуха. Эти факторы (вкупе с общеизоляционными свойствами пещер, темнотой и тишиной) оказывают на человека в целом благоприятное медико-биологическое действие: под землёй, в частности, эффективно лечатся инфекционные заболевания лёгких, переломы, расстройства эндокринной и вегетативной систем, психики, успешно проходит релаксация организма после длительных физических и нервных нагрузок.

   Но, что крайне важно для нас, пещера - удобнейший естественный полигон для проведения физиологических, биоритмологических, психологических и эниологических исследований. Никакие сурдокамеры, расположенные в городе, подобной изоляции дать не могут в принципе. Если же сравнивать стоимость работы сурдокамеры и полную стоимость обеспечения спелеонавтического эксперимента - разница будет далеко не в пользу сурдокамер. Однако известно, что спелеонавтические исследования в мире в настоящее время не проводятся ни у нас, ни на Западе. Чтобы понять, почему это произошло, обратимся к краткой истории спелеонавтики.

   Возникновение её традиционно связывается с именем французского исследователя пещер, геолога по образованию Мишеля Сифра. В 1962 году он провёл "вне времени" 64 дня в пропасти Скарассон (массив Маргуарейс); однако он не был первым. Ещё за год до него группа итальянских спелеологов провела под землёй месяц без выхода на поверхность, осуществив при этом ряд экспериментов с лабораторными животными. Самое же первое известное мне спелеонавтическое погружение было проведено в 1884 году в катакомбах под Парижем - так что история спелеонавтики насчитывает уже более ста лет. Однако именно М. Сифр ввёл термин "спелеонавтика" и организовал первые планомерные спелеонавтические эксперименты, по праву имя его для спелеонавтики значит то же самое, что имя Кусто для акванавтики. Соответственно, между всеми экспериментами и спелеонавтикой, как методологией (самостоятельной наукой она не является), машинально ставился знак тождества. В этом были не только плюсы, но и, к сожалению, минусы.

   Дело в том, что М. Сифр не был профессиональным физиологом - его эксперименты подходили к медицине "с чёрного хода", от одного лишь интереса любителя-дилетанта, сама постановка ряда экспериментов и неоднозначность полученных результатов вызывали вполне справедливые нарекания профессионалов. Не имея никакого понятия о месячных и суточных биоритмах человека, не подозревая о физиологических ресурсах человеческого организма, что высвобождаются в стрессовой ситуации, растягивая или сжимая внутреннее время, не имея понятия с физиологии эндокринной и вегетативной систем организма и о ритмах неокортекса - как почти никто не имел об этом понятия в 60-е годы, - он ощупью бродил наугад, путаясь в мешанине параметрических данных и методиках их обработки. Отсутствие ясного понимания целей и задач проводимых исследований, небрежность в постановке экспериментов, смазывающая достигнутые результаты (вещи, в общем, неизбежные при пионерском проникновении за грань Неведомого), - но, более, чисто психологические, личные причины заставили его к восьмидесятым годам отказаться от идеи подземных экспериментов. С уходом Сифра из спелеонавтики интерес к ней на Западе угас: именно потому, что сама идея спелеонавтики на Западе персонифицировались в личности М. Сифра, его личное разочарование в предложенных им же методиках было перенесено на всю спелеонавтику в целом.

   В нашей стране первые подземные спелеонавтические эксперименты были проведены в пещерах бассейна реки Пинега в начале 70-х годов киевским врачом-микробиологом М. Колосниковым. Именно Колесников открыл и доказал в своих экспериментах самоподдерживающиеся стерилизующие свойства пещерного микроклимата. К сожалению, из-за реалий жизни нашей страны ни российская, ни мировая научная общественность об этих экспериментах не узнала. Не в силах преодолеть стену молчания, окружившую его работы, Колесников был вынужден оставить эти исследования. Позже он эмигрировал в Англию. Работы его на родине оказались утрачены.

   В конце 70-х годов спелеонавтическими экспериментами начал заниматься врач А. Мишин - один из учеников Колесникова. Самостоятельно и вместе с помощниками (в частности, с Е. Романюк из Гродно), он провёл большой блок исследований в области подземной санитарии и гигиены. Также Мишин первым в нашей стране начал изучать в подмосковных катакомбах суточные биоритмы человеческого организма; часть его экспериментов, проведённых на подземной реке Понеретка в 1983-1985 годах, была посвящена изучению термодинамического равновесия человеческого организма в экстремальных и нормальных условиях. Как и работы Колесникова, исследования Мишина ждало на родине забвение: ряд экспериментов был просто-напросто сорван противодействием "официальной спелеологии". Устав бороться в одиночку с косностью казённой науки - Мишин прекратил эти эксперименты, возможно, в минуту отчаяния он уничтожил результаты своих работ - по крайней мере, после его смерти отыскать их не удалось.

   В 1981 году А. Морозов, ведущий спелеолог страны, провёл со своей группой три месяца без выхода на поверхность на дне глубочайшей пещеры СССР Снежная, на глубине около километра под поверхностью земли. В этом погружении они активно исследовали подземные сифоны с ледяной водой, проводили опыты с окрашиванием, изучая подземные водотоки пещеры Снежная и её продолжения, разбирали завалы - в общем, в отличие от зарубежных спелеонавтов вели физически активный образ жизни. В составе экспедиции был профессиональный врач, постоянно проводились исследования по физиологии человека в стрессовой обстановке. Кроме того, были проведены эксперименты и исследования в области геофизики, испытывались различные типы подземного снаряжения и источники питания.

   Необходимо отметить и другие исследования спелеонавтического характера, проводившиеся в СССР.

   В 80-х годах в Средней Азии в Бахарденской пещере сотрудники Ашхабадского мединститута провели ряд интересных работ в области подземной нейромагнитометрии - только под землёй оказалось возможным исследовать столь "тонкие материи", в городе из-за различных помех магнитометрическое снятие информации с коры головного мозга осуществить невозможно. Эксперименты эти так же были преданы забвению.

   В 1980 г. автор пришел на работу в лабораторию нормальной физиологии при Первом ММИ; проработав в ней год совместно с А. Мишиным и проведя ряд неофициальных, то есть не включаемых в план работ лаборатории, подземных экспериментов в области экстрасенсорики и внутрисуточных биоритмов человеческого организма, я перешел в Межкафедральную лабораторию МОГИФКа, решив заняться самостоятельной работой. Руководили моими исследованиями профессор, д.м.н. Л. Н. Жданов, в то время проректор института по научной работе, и заведующей лабораторией к.м.н. С. Брянкин. Занимались мы изучением внутрисуточных и месячных биоритмов человека, релаксацией спортсменов после экстремальных физических нагрузок, а также проблемами реадаптации после хронологических сдвигов. В свете постоянной смены спортсменами, выезжающими на соревнования, часовых поясов и - как следствие - ломки устоявшегося ритма физиологической активности организма, работа наша выглядела очень актуальной и вполне "официально дозволенной".

   К августу 1982 года мы достигли очень интересных результатов - в частности, был четко отслежен 14-дневный адаптационный период в смене хронологического ритма и найдены внутрисуточные двухчасовые пульсации физиологической активности организма (часть исследований проводилась в Никитских каменоломнях), - что позволило подготовить завершающий, ключевой эксперимент по дублированному синхронному пребыванию двух групп спелеонавтов в одной пещере сроком в три месяца. За год исследований и теоретических изысканий был разработан и создан парк приборов, необходимый для снятия параметрии, отлажена методика работы с ним. Хочется обратить внимание на не столь уж длительные сроки пребывания наших спелеонавтов под землёй: дело в том, что ещё на подготовительном этапе лабораторных и клинических исследований мы выяснили, что всю желаемую информацию можно получить за сроки от одного до четырёх (максимум) месяцев, дальнейшее увеличение сроков пребывания под землёй, по нашему мнению, не приводит к получению принципиально новых данных (если, конечно, целью эксперимента не является изучение механизма съезжания крыши у человека). Попытки ухода под землю более чем на полгода - рекламная рекордомания. К научной работе это, как правило, не имеет отношения. Очень важно также и то, что в качестве спелеонавтов у нас были люди, привыкшие по-настоящему жить и работать под землёй, и, конечно, не испытывавшие стресса от одной только мысли остаться в темноте без света.

   Этот эксперимент накануне его осуществления был сорван. Мне пришлось уйти из института и продолжить работу на уровне любителя в подполье.

   В этих условиях в подмосковных катакомбах (в период с 1984 по 1996 год) было проведено 4 эксперимента по подземной экстрасенсорике (сроком от одного дня до месяца), одно одиночное трёхмесячное пребывание и одно одиночное полуторамесячное. Кроме того, - два двухнедельных и одно полуторамесячное пребывание осуществили мои друзья.

   Когда группа моих друзей пошла на четырехмесячное неизолированное погружение в Никитские каменоломни (с ними была постоянная контактная связь; целью пребывания было изучение ряда аномальных явлений по уникальным методикам, включавшим в себя опыты информационного раздвоения личности, выражаемые в синхронном альтернативном описании всего происходящего в ходе эксперимента), - эта группа на втором месяце прерывания была извлечена из-под земли "спасателями" и на месяц заключена в КПЗ Домодедовского УВД. После этого случая входы в Никитскую каменоломню были взорваны.

   Ещё один эксперимент, задуманный и разработанный еще в МОГИФКе, был сорван в 1988 году в Старице. После взрыва входов в Никитские каменоломни - нашей до того основной экспериментальной базы - в Старице, в пещере Лисья была устроена новая "подземная лаборатория": привезены запасы бензина, аккумуляторов, продовольствия; протянута линия связи, комфортно оборудованы для постоянного пребывания два грота; для группы контроля и обеспечения снята изба в деревне, находящейся над пещерой. Эта лаборатория была полностью уничтожена вандалами. Смотреть на картину разгрома было довольно тошно. Полугодовая подготовка пошла прахом; сил работать ни у кого больше не было.

   Так завершилась советская спелеонавтика.

   Итак - на Западе спелеонавтикой никто (кроме М. Велковича) не занимается, сам Сифр декларативно заявил, что "не видит дальнейшего прогресса в данных исследованиях". У нас не осталось никого, кто когда-то занимался аналогичными исследованиями: умерли Л. Н. Жданов и С. Брянкин, что дали, несмотря на запреты, "зелёный свет" моим экспериментам в МОГИФКе; трагически погибли Александр Мишин и Александр Морозов; другие эмигрировали за рубеж; кто-то просто охладел к этим занятиям, найдя себе иную работу.

   Но что есть "бесперспективность", в которой якобы убедился Сифр?

   Сейчас наши знания и приборное оснащение позволяют на совершенно ином уровне подойти к этим вопросам, уровне, который в 60-70-х годах было трудно себе представить. Современные компьютерное тестирование и компьютерная диагностика в сочетании с рядом методик восточных медицин и новых измерительных датчиков дадут действительно реальные результаты исследований, необходимые в различных областях человеческой жизни. В отличие от 60-х и 70-х годов сейчас под землёй - непосредственно в гроте пребывания - можно разместить компьютер любой требуемой мощности, телеметрически соединённый по каналам связи с другой машиной, находящейся хоть на противоположной стороне земного шара; это открывает для методологии современного спелеонавтического эксперимента поистине фантастические возможности.

   О эниологии в те времена не имели никакого представления - даже слова такого не было. Современные представления и наработанная практика позволяют именно в катакомбах, под землёй, совершить возможный прорыв в этой области знания.

   Именно в катакомбах - потому что одна из главных ошибок Сифра в том, что он, в силу личных пристрастий, избрал для своих погружений труднодоступные вертикальные естественные пещеры - любая попытка повторить в них научный опыт обречена на неимоверные технические сложности. Удалённые от центров и коммуникаций, линий энергоснабжения и связи, поглощающие средства спонсоров и силы участников на преодоление чисто спортивных технических препятствий - они меньше всего подходят для выполнения поставленной задачи. Катакомбы же, как правило, находятся вблизи городов и линий коммуникаций, в них удобно организовать любое спелеонавтическое исследование, существенно сэкономив при этом в тратах. Любой эксперимент в них будет значительно дешевле, чем в классических вертикальных пещерах или, тем более, в городской сурдокамере, но при этом результативней.

   Последнее, очень важное соображение. Одним из факторов, отрицательно влияющих на результаты подземных исследований, является личная неприспособленность исследователя к продолжительному пребыванию под землей. Невозможно без недоумения читать отдельные страницы книг и отчётов М. Сифра. Проводя свои эксперименты, он умудрился просто загадить полости пребывания. Возникает впечатление, что элементарное небрежение подземной санитарией и гигиеной привело к краху ряда экспериментов Сифра. Находясь под землёй в окружении замечательнейшего по своим свойствам Подземного Мира (прекрасно описанными ещё Н. Кастере), в идеальной для релаксации организма обстановке, он отчего-то испытывал приступы депрессии. Возможно, причины ее были глубоко внутренние, но она оказала влияние на полученные медицинские результаты. Но мало того - ему, оказывается, было просто некуда деться от скуки в окружении книг, магнитофона, проигрывателя и той самой работы, ради которой он шел под землю. Он покрылся нарывами и фурункулами, потерял в весе и так ослаб от дистрофии, что по окончании эксперимента не смог самостоятельно выбраться из пещеры. Нам, привыкшим к постоянным долговременным пребываниям под землёй, в катакомбах, читать об этом просто странно.

   Моя группа за месяцы подземной жизни наработала такой материал, что я с полной ответственностью могу заявить: бытовых проблем под землей не существует. Все они - следствия неподготовленности к жизни под землей.

   Сравнивая зарубежные источники с нашим опытом - создается впечатление, что иностранные спелеоспортсмены не имеют представления о комфортной жизни под землей, при том, что в техническом и методическом отношении они всегда опережали нашу спелеологию на 20-30 лет. Мы же никогда не пытались покорять подземный мир, мы изначально приходили туда жить.

   В этом плане наработанный нами опыт весьма важен и несопоставим с результатами М. Сифра и других западных исследователей. Было бы крайне печально, если бы наш опыт подземной жизни вкупе с доступными и удобными для научной работы пещерами остался невостребованным.

[авторский (расширенный) вариант текста]




РОСИ
[Организация]    [Проекты]    [Архив]    [Связи]

© РОСИ

 

Сайт создан в системе uCoz